Развитие технологических способов производства

Совокупный рабочий механизм, этот не­уклюжий прообраз кибернетических роботов, порождает в своем развитии фантазии не менее изощренные, чем вы­мыслы фантастов. Его история — это история того, как че­ловек в процессе многовекового труда передавал технике свои функции, а вместе с тем отпечатывал в ней и свой образ: создавал из материала природы систему, которая бы могла оперировать простым орудием труда, направлять и двигать его, координировать свои действия, производить браковку негодных изделий, избирать оптимальный техно­логический режим, сигнализировать о неполадках и т. д.

При этом, чем более развитым становился предметный элемент совокупного автомата, тем меньшую роль играл в нем личный элемент: он сжимался с каждой переданной технике функцией, подобно тому как шагреневая кожа в философском этюде Бальзака сжималась с каждым выполненным желанием своего хозяина.

Этот новый облик отражается не зеркалом, а техникой, играющей роль сакраментального портрета Дориана Грея из повести Оскара Уайльда, портрета, который изме­нялся вместо своего прототипа, отражая все его деяния и черты возраста.

Исторический процесс опредмечивания в технике тру­довых функций человека и в самом деле означает, что с каждой новой переданной технике функцией в строении технической системы, в ее структуре происходит опреде­ленное более или менее существенное изменение. Узло­вые моменты в развитии техники связаны с процессом опредмечивания трудовых функций.
Все исторически возникавшие функции общественного человека в трудовом процессе можно разделить на два больших класса.

Класс механических (исполнительских) функций включает:

1. функцию непосредственной обработки мате­риала природы естественными органами человека;
2. функ­цию управления орудием труда;
3. функцию источника двигательной энергии;
4. машинные функции (подача предмета труда в механизм, снятие изделия, транспортировка, включение и выключение механизма и т. д.).

Класс умственных (управленческих) функций вклю­чает:

• постановку цели;
• технологический контроль, наблюдение, программирование;
• счетно-логические функции;
• поисковые функции технологического про­цесса (поиск неисправности, наилучшего решения задачи);
• инженерно-конструкторские функции;
• администра­тивные (организаторские) функции;
• научные функции.

Все перечисленные функции отнюдь не появились сразу с первым трудовым актом. Процесс совершенствова­ния орудий производства, упраздняя одни трудовые функ­ции человека, порождает взамен них новые.

Опредмечивание исторически первой группы функций, а именно функций непосредственной обработки материала природы, которая принадлежала предчеловеку, означало возникновение технического средства труда. Таким сред­ством труда был первый примитивно обработанный камень. Теперь растирание зерен и выкапывание клубней, раздроб­ление больших костей и пр. осуществлялось уже не ру­ками и зубами непосредственно, а с помощью этого камня. Процесс взаимодействия с природой существенно изме­нился. Человек передал свою функцию орудию, но взамен нее возникла новая — функция управления орудием труда.

Человечеству пришлось долго ждать, прежде чем функ­ция управления орудием труда (инструментом) была в свою очередь передана технике: это стало возможным только с возникновением машин. Машина же наградила человека целым рядом не существовавших до тех пор ма­шинных функций.

Техника есть воплощение трудовых функций человека, и чем более развитой она становится, тем больше функций в ней опредмечено. Как по слоям на срезе дерева мы знаем о его возрасте, так родословную техники мы узнаем по опредмеченным в ней трудовым функциям человека. Верно поэтому, что «процесс развития орудий труда можно и должно рассматривать как процесс перераспре­деления действующих потенций производства между чело­веком и орудиями труда».

Но не совсем верно, что объек­тивным критерием классификации техники по историче­ским этапам ее развития является «передача функций труда искусственным системам». Отнюдь не каждая пере­дача функций знаменовала собой коренное изменение в технике, новый исторический этап в ее развитии. Передача функции источника движения технической системы паро­вому двигателю не привела к возникновению принципи­ально новой формы технических средств, а лишь позволила усовершенствовать уже имеющиеся машины.

В отличие от общественного способа производства, представляющего собой исторически определенный способ соединения производительных сил и производственных отношений, технологический способ производства является исторически определенным способом соединения различ­ных элементов производительных сил, прежде всего чело­века и техники.

Как технологические отношения не сво­дятся к производственным отношениям, так и технологи­ческие способы производства не могут быть сведены к общественным. Они имеют собственную классификацию и собственную специфику, которая должна быть проанализирована.

Термин «технологический способ» можно встретить у К. Маркса в его подготовительных работах к «Капиталу» К Но о том, что Маркс отличал технологический способ про­изводства от общественного способа производства, говорит не столько буква, сколько дух его экономических произ­ведений.

В «Капитале» мы, в частности, читаем: «На бу­мажном производстве хорошо вообще изучать в деталях как различие между отдельными способами производства, имеющими в основе различные средства производства, так и связь общественных производственных отношений с различными способами производства; старинное герман­ское бумажное дело дает образец ремесленного производ­ства, Голландия XVII и Франция XVIII века — образец собственно мануфактуры, а современная Англия — образец автоматического производства в этой отрасли; кроме того в Китае и Индии до сих пор существуют две различные древнеазиатские формы этой же промышленности».

Совершенно ясно, что Маркс здесь имеет в виду не об­щественные способы производства, с их градацией на пер­вобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, ка­питалистический, а способы производства, имеющие «в основе различные средства производства». Их градация у Маркса совсем иная: ремесленное производство, ману­фактура и то, что Маркс называет «автоматическим про­ изводством».

Изменения каждого элемента трудового процесса вно­сят изменения в технологический способ производства. По материалу орудий и оружия они могут быть разделены на каменный век, бронзовый век, железный век, век синте­тики. По предмету труда и виду деятельности технологи­ческие способы производства делятся на эпохи: охоты, скотоводства, земледелия, промышленности. Однако главный признак в смене основных технологических способов про­изводства, так же как и в смене исторических этапов раз­вития техники,— это тип связи человека с техникой.

С возникновением техники между нею и человеком устанавливается определенный тип связи в рамках сово­купного рабочего механизма (совокупного автомата). По­давляющее большинство технологических функций выпа­дает при этом типе связи на человека (он движет простое орудие, управляет им, координирует свои действия, не го­воря о классе умственных функций).

На долю же тех­ники выпадает одна функция — непосредственного воз­действия на предмет труда (разумеется, эта функция осу­ществляется в процессе совершения самых разнообразных операций). Поскольку человек здесь служит материальной основой совокупного автомата, его мозгом, двигателем, то такой тип связи я называю субъектным, а технологический способ производства — ручным.

На всем многовековом отрезке истории от орудия пер­вобытного человека вплоть до возникновения машинного производства этот тип связи и этот характер труда (руч­ной) не претерпевают коренных изменений. Это отнюдь не значит, что технические средства труда совсем не изме­няются: орудия труда из универсальных становятся все более специализированными, они усложняются, состоят уже не из одного, а нередко из целой системы компонентов (топор, плуг, метательные устройства).

Возникают даже системы, которые могут быть отнесены к машинам и автоматическим устройствам (охотничьи западни, мель­ницы, часовые механизмы), но они не определяют техни­ческой базы своего времени. По уровню сложности, по специализации, материалу орудия труда могут быть под­разделены на ступени, но это различия внутри единства, ибо коренного изменения в способе соединения личных и предметных элементов труда не происходит: он остается субъектным. Орудие, несмотря на все свои модифика­ции, остается орудием ручного труда.

Личный элемент при этом способе производства выступает часто в различных формах кооперации (при сооружении египетских пирамид, каналов, водопроводов и т. д.), но ему наиболее соответ­ствует ремесленный, индивидуальный труд, который непо­средственным образом не комбинирован и не коопериро­ван, в процессе которого один субъект выполняет все опе­рации технологического процесса, будь то выращивание хлеба или шитье сапог. Это этап инструментализации про­изводства.

Мануфактура образует особую ступень этого этапа развития техники. Вместо самостоятельного ремесленника и его универсального орудия мы имеем здесь дело с частичным орудием и. частичным рабочим. Совокупный рабо­чий механизм образуют совокупные орудия данной мастер­ской и совокупный рабочий персонал.

Общество вынуждено прибегать к новым формам организации человеческого (личного) компонента производительных сил, как к сред­ству повышения производительности труда, потому что дальнейшая эволюция ремесленных орудий как таковых была уже невозможна. Этот исторический вид технических средств уже себя исчерпал.

Характеризуя процесс раз­вития орудий ручного труда, К. Маркс пишет: «Время от времени происходят изменения, которые вызываются кроме нового материала труда, доставляемого торговлей, постепенным изменением рабочего инструмента. Но раз соответственная форма инструмента эмпирически найдена, он перестает изменяться, как это и показывает переход его в течение иногда тысячелетия из рук одного поколения в руки другого».

Изменение путем дифференциации и специализации в мануфактуре — последний исторический вид изменений орудий ручного труда. Но взаимоотношения человека и техники в мануфактуре уже не те, что имели место в слу­чае, когда вся трудовая задача выполнялась отдельным че­ловеком и его универсальным ручным орудием.

Человек уже не свободен в своих действиях, он владеет уже не уни­версальным набором инструментов, а одним, частичным, он становится жертвой разделения труда, которая калечит че­ловеческую цельность. Здесь налицо то противоречие между потребностями развития человеческой личности и потребностями техниче­ского развития, которое принимает яркий характер в ма­шинном производстве.

Мануфактура развивает односторон­нюю специальность за счет способности к труду вообще, она превращает в особую специальность отсутствие вся­кого развития. В мануфактуре сам рабочий выглядит расчлененным на части, и он вынужден подавлять мир своих дарований, наклонностей, задатков. Здесь важны не человеческие качества рабочего, а его способность служить неким техническим придатком к орудию, способность вы­полнять механические функции двигательной, управляю­щей орудием силы.

«Живой механизм» производства, органами которого являются люди, образует предтечу механизма машинного. Подготовляя, таким образом, технологические предпо­сылки для возникновения машинного производства, ману­фактура тем не менее всецело характеризуется ручным трудом, субъектным типом связи человека и техники в рамках рабочего механизма.

Техника мануфактуры, обра­зуя особую ступень первого исторического этапа развития техники, не выходит за его рамки. К. Маркс с точки зрения технологического способа соединения человека и техники объединял мануфактуру с ремеслом: в то время как в ре­месленном производстве, так же как и в мануфактуре, движение человека определяет движение инструмента, в механической мастерской, наоборот, движение машины определяет движение человека. Лишь машины устраняют ремесленный тип труда как основной принцип общественного производства.

Возникновение машинного производства означает на­чало второго исторического этапа в развитии техники, воз­никновение нового технологического способа производства. При механизации производства материальной основой со­вокупного рабочего механизма становится сама машина, а человек превращается лишь в ее орудие. Здесь не орудие дополняет личный элемент совокупного рабочего меха­низма, а, напротив, человек дополняет машину. Формулой этого типа связи личных и вещных элементов служит уже не «человек плюс техника», а «техника (машина) плюс человек».

К. Маркс в «Капитале» и подготовительных к нему ру­кописях очень подробно останавливается на отличии ма­ шины от орудия труда (Werkzeug), или, как он его еще называет, от ремесленного инструмента (Handwerksinstrument), потому что вопрос этот при всей своей кажущейся простоте достаточно сложен и имеет большое теоретиче­ское значение.

К. Маркс рассматривает превращение орудий в маши­ны, переход от инструментализации к механизации не как сугубо технический процесс, не как изменения, протекающие только в средствах труда, он рассматривает эти из­менения в соотнесении с человеческим компонентом про­изводительных сил. Такой подход позволяет ему увидеть то, что было скрыто от взора многих предшествующих уче­ных.

Он характеризует сущность перехода от орудий к машинам как процесс передачи человеческих функций тех­нике: машина возникает с того момента, когда орудия превращаются из орудий человеческого организма в орудия механического аппарата. В другом месте он замечает, что способ труда в мануфактуре «оказывается перенесенным с рабочего на капитал в форме машины», «то, что было деятельностью живого труда, становится деятельностью машины».

Как видно из сказанного, критерием для различения машин и орудий (ремесленных инструментов) у Маркса служит перемещение трудовой функции — функции непосредственного управления орудиями — от человека к ма­шине. Это перемещение ознаменовало собой не просто тех­ническую революцию (революции в технике, в тех или иных ее областях, происходят почти с каждым крупным открытием, имеющим промышленное применение), а це­лый переворот во всей технической системе, после кото­рого она начала развиваться по новым путям, на основа­нии новых принципов, новых технических форм и струк­тур. Иными словами, возникновение машин ознаменовало начало нового исторического этапа в развитии техники — механизации производства. Приведу малоизвестное место из подготовительных рукописей 1857—1858 гг., где Маркс дает развернутую хара­ктеристику машины, в отличие от орудия ручного труда.

«Будучи включено в процесс производства капитала, сред­ство труда, однако, проходит через различные метаморфозы, среди которых последней является машина или, скорее, автоматическая система машин (automatisches» System der Maschinerie) (система машин, являющаяся автоматической, есть только наиболее завершенная, адек­ватная форма, и только она превращает машины в си­стему), приводимая в движение автоматом, движущей си­лой, которая сама себя приводит в движение; этот автомат состоит из множества механических и интеллектуальных органов, так что сами рабочие определяются только как его сознательные члены… Машина ни в каком отношении не выступает как средство труда отдельного рабочего.

Ее специфическое отличие заключается вовсе не в том, как у средства труда (отдельного рабочего.— Г. В .), чтобы опо­средовать деятельность рабочего, направленную на объект, наоборот, эта деятельность положена таким образом, что она уже только опосредует работу машины, ее воздейст­вие на сырой материал — человек наблюдает за машиной и не допускает перебоев. [Здесь дело обстоит] не так, как в отношении орудия, которое рабочий одушевляет собствен­ным умением и деятельностью, как (свой.— Г . В.) орган и умение владеть которым зависит поэтому от виртуозно­сти.

Теперь сама машина, которая обладает умением и си­лой рабочего, является виртуозом, обладает собственной душой в действующих в ней механических законах и по­требляет для своего беспрестанного движения уголь, нефть и т. д. (вспомогательные материалы), подобно тому как рабочий потребляет продукты питания. Деятельность ра­бочего, сводящаяся к простой абстракции деятельности, всесторонне определяется и регулируется движением ма­шин, а не наоборот… Процесс производства перестал быть процессом труда в том смысле, что труд перестал охваты­вать его, как господствующее над ним единство.

Труд, на­оборот, выступает лишь как сознательный орган, рассеян­ный по множеству точек механической системы в виде отдельных живых рабочих, как подчиненный всему про­цессу самих машин, сам являющийся только частью си­стемы, единство которой существует не в живых рабочих, а в живой активной системе машин, которая по сравне­нию с отдельной, незначительной деятельностью рабочего выступает в противовес ему как могущественный орга­низм».

Анализируя это интереснейшее высказывание, мы, во- первых, еще раз убеждаемся в том, что К. Маркс рассмат­ривает различие между орудием ручного труда и машиной как прежде всего различие в способе соединения человека и техники. В машинном производстве не рабочий приме­няет средство труда, а средство труда «применяет» рабочего.

Во-вторых, Маркс рассматривает работающего чело­века и технику как единый «автомат», состоящий из множества механических и интеллектуальных органов. В-третьих, сам процесс труда в машинном производстве с необходимостью приобретает общественный характер, ибо машина, в отличие от орудия ручного труда, никак не мо­жет быть средством труда отдельного производителя.

К. Маркс и в «Капитале», и в подготовительных к нему работах неоднократно подчеркивает, что если в мануфак­ туре совокупный механизм лишен независимого от рабо­чих «объективного скелета», если здесь технологический процесс приспособлен к рабочему как к его основе, если разделение общественного процесса труда является здесь «чисто субъективным», то появление системы машин (Maschinerie) означает возникновение вполне объектив­ного производственного механизма.

В мануфактуре, рас­сматриваемой как целое, отдельный рабочий составляет живую часть живой машины (совокупного рабочего персо­нала). Напротив, при машинном производстве человек яв­ляется сознательным придатком бессознательной, однооб­разно действующей машины.

Поскольку машина еще недостаточно совершенна, чтобы функционировать автоматически, она использует человека, превращая его, как мы бы сказали сейчас, в биокибернетическое устройство в своем техническом теле. Человек становится живым автоматическим аппаратом для производства преимущественно механических, бездуш­ных операций. Машина не требует от него смекалки и жи­вости ума, она диктует унылое однообразие бесконечно повторяющихся движений. Человек превращается в суще­ство, лишенное всякой субъективности.

По сути дела, здесь субъектом технологического процесса становится объект; субъект же превращается в простой технический придаток, в пассивный элемент, в объект. Не машина при­спосабливается к человеку, его физическим и умственным возможностям, а человек притирается к машине, живет и движется в том темпе и в тех пределах, которые обуслов­лены жизнью машинного организма. Этот «технологиче­ский факт» используется капиталистом для экономиче­ского порабощения рабочего.

Таким образом, машинное производство (на уровне ме­ханизации) знаменует собой второй исторический этап в развитии техники, новый технологический способ произ­водства. Он начинается, когда основная рабочая функция мануфактурного рабочего, этого «живого механизма»,— функция управления частичными инструментами — пере­дается рабочей машине. Человек из материальной основы технологического процесса превращается в обслуживаю­щий придаток.

Субъектный принцип строения производства заме­няется объектным. Соответственно этому тип связи пред­метных и личных элементов может быть назван объектным. Ручной труд заменяется механизированным трудом. Наконец, если орудие ручного труда являлось адекват­ной технической основой индивидуального процесса труда, то машины, как уже говорилось, могут функционировать лишь с помощью общественно-комбинированного труда. «…Кооперативный характер процесса труда становится здесь технической необходимостью, диктуемой природой самого средства труда».

Мы видим, следовательно, что речь идет не просто о ко­ренных изменениях, революциях в технических средствах, а о такой революции в технике, которая производит на­стоящий переворот в производстве, изменяет все его тех­нологические принципы, преобразует способ производства, его структуру, характер и содержание труда. Такую рево­люцию основоположники марксизма называли индустри­альной (промышленной).

Второй исторический этап в развитии техники (и соот­ветствующий ему технологический способ производства), так же как и первый, может быть подразделен на ряд пе­риодов и ступеней. Маркс писал об отдельных машинад, о системе машин (Maschinerie), имеющей один двигатель, и о системе машин, имеющей автоматически действующий двигатель К

Своеобразный период машинной техники со­ ставляет затем система машин на базе электропривода. В рамках этого же периода можно вычленить конвейерную систему, полуавтоматику (нерефлекторная техника), комплексную механизацию (объединение ряда станков и механизмов в единую линию путем механизации переда­ точных транспортных операций).

Где же кончаются границы этапа механизации? Что является основой для различения механизации от автома­тизации, машин (в узком смысле слова) 3 от автоматов. Методологический подход К. Маркса к анализу разли­чия между инструментом и машиной полностью применим и к современной ситуации, позволяет внести ясность в ди­скутируемый сейчас вопрос об отличии автоматизации от механизации.

Трудность его решения заключается уже в том, что первые автоматы появились не только задолго до этапа автоматизации, но и задолго до этапа механизации. Очевидно, это общая закономерность, что техника, которой надлежит определять лицо будущих способов производства, зарождается в недрах предшествующих. На пре­дыстории автоматики это можно проследить особенно от­четливо.

Автоматы, эта гордость XX в., ведут свою родословную с доисторических времен. Еще прежде, чем родились пер­вые мифы о покорных слугах человека, самостоятельно исполняющих его желания наподобие добрых духов, за одну ночь с необыкновенной легкостью воздвигающих дворцы и обрабатывающих поля, прежде чем человек на­учился как следует мечтать об этом, он уже обладал пер­выми автоматами надежно и вполне самостоятельно рабо­тающими в отсутствие человека, совершающими ночыо его работу.

Этим достижением человеческого гения были охотничьи ловушки, о которых рассказывает еще пещер­ная живопись ледникового периода. По мановению пало­чек, в которых не было ничего волшебного, ловушки «охо­тились» в отсутствие людей: приводили в действие накидальную сеть, дубинку, аркан, спускали стрелу с тетивы и т. д. Так, по словам немецкого этнографа Ю. Липса, че­ловеческий ум изобрел первого робота, заменявшего его с механической точностью, действовавшего вернее и с боль­шей силой, чем человеческая рука.

Любопытно, что машина, следовательно, появилась впервые в своей наиболее развитой форме — форме ав­томата, автоматического устройства — ловушки. Это изобретение оказало определяющее воздействие на все после­дующее течение научно-технического прогресса, оно предвосхитило сознательное использование основных прин­ципов механики.

Конструктивный принцип ловушки, основанной на ис­пользовании силы тяжести, применялся затем во многих автоматических устройствах древнего мира. В частности, в автоматах для открывания дверей и в автоматах для про­дажи «священной» воды, известных нам по рисункам Ве­рона Александрийского. Брошенная в такой автомат мо­ нета попадала на пусковой механизм, который открывал клапан и отпускал определенное количество воды.

Древним грекам были известны также автоматы боль­шой сложности, примером которых может служить так на­зываемый театр автоматов, где действующими лицами многокрактной драмы служат фигуры, приводящиеся авто­матически в движение одна за другой при помощи системы зубчатых колес и шарниров.

В академии Платона был установлен автоматический будильник, изображавший бо­гиню, трубящую в рог. В ранний утренний час она изда­вала сильный свист, поднимавший на ноги заспавшихся учеников. Часы вообще явились одним из самых первых и самых совершенных устройств. Потребности часового производства в большой степени стимулировали развитие механики, в частности теории равномерного движения и ее практических приложений к промышленности.

Сознательное моделирование животных и человека, яв­ляющееся одним из основных принципов кибернетики и бионики, также имеет корни в глубокой древности. Изве­стно, что Архит Тарентский (V—IV вв. до н. э.) скон­струировал летающего голубя, Дмитрий Фалерский (IV — III вв. до н. э.) — ползающую улитку, Птоломей Филадельф (III в. до н. э.) создал устройство, имитирующее дви­жение человека. В XIII в. Альберту Великому (по некото­рым источникам, вместе с Р. Бэконом) удалось добиться значительно большего: его механическая женщина могла открывать дверь в ответ на стук и приветствовать пришед­шего.

Говорят, что это гениальное творение погибло под ударами палки Фомы Аквинского, который принял его за нечистую силу. Леонардо да Винчи изобрел автоматиче­ского льва. Во время церемонии встречи Людовика XII в Милане механический лев прошел по тронному залу и, остановившись у ног Людовика, лапами раскрыл свою грудь, откуда выпали белые лилии — эмблема французских королей.

В XVIII столетии швейцарец Пьер Жак Дро и его сын Анри Дро сконструировали механических людей: писца, рисовальщика, музыкантшу. В честь отца и сына Дропо­добные модели людей стали называть андроидами. Фран­цузский механик Ж. Вокансон3 (1709—1782 гг.) построил ряд великолепных автоматов: медную утку, которая кле­вала зерна, пила воду, крякала, имитировала процесс пи­щеварения; флейтиста, исполнявшего различные мелодии, а также игрока в шахматы.

Все эти замечательные технические достижения, не­смотря на все их значение, оставались не более чем забав­ными игрушками. Однако уже в XVII в. были созданы пер­вые устройства, призванные облегчить умственный труд человека,— счетные машины, прямые предки современной кибернетической аппаратуры. Б. Паскаль, в 1642 г. по­ строивший первую суммирующую вычислительную машину, так оценивал ее: «Арифметическая машина совершает действия, которые приближаются к мысли более, чем все, делаемое животными, но она не делает ничего, что за­ставило бы признать, что она обладает волей, как животные».

Работу Паскаля продолжил Лейбниц, разработавший первое множительное устройство, а в XIX в. были сделаны уже попытки построить «логическую машину», модели­рующую формально-логическую сторону человеческого мышления. Такая машина была построена англичанином Джевонсом (1835—1882 гг.) и усовершенствована в на­чале нашего столетия русским ученым А. Н. Щукаревым.

Приведенные факты воскрешают лишь некоторые вехи на пути, пройденном автоматической техникой. «Век авто­матики», как мы видим, имеет многовековую историю. Но это отнюдь не значит, что автоматизация XX столетия не несет с собой ничего принципиально нового, что это, как считают некоторые буржуазные авторы, лишь новое слово для проблемы, которая возникла с первым станком или даже с первым колесом.

Автоматические устройства про­шлого, как бы они ни были хитроумны, как бы ни поражали наше воображение, никогда не определяли собой тех­ническую базу общества К Они вспыхивали праздничным фейерверком гениальной мысли и гасли, не оставляя существенного следа в истории, не изменяя технологического способа производства.

Лишь в середине нашего века созрели условия для но­вого технологического способа производства, постепенно вытесняющего способ производства, основанный на ма­шинном труде. С чего начинается автоматизация, с какой опредмечен- ной в технике функции? До сих пор человек передавал технике только те или иные физические функции труда. Автоматизация начинается с опредмечивания умственных функций человека в технологическом процессе.

Уже это одно определяет принципиальное отличие автоматизации от механизации: техника впервые превращается из органа физического труда в орган умственной деятельности, из орудия рук человека в орудие его мозга. Она призвана дополнять, компенсировать уже не деятельность тела са­мого по себе, но деятельность мышления. Естественно, что это коренное функциональное изменение не может не по­влечь за собой коренного переворота во всем строении тех­ники, в ее форме и структуре, в принципах ее взаимосвязи с человеком.

Это последнее изменение лучше всего может быть оха­рактеризовано словами К. Маркса: рабочий «становится рядом с процессом производства, вместо того, чтобы быть его главным агентом». Человек впервые перестает быть частью технической системы, перестает выполнять несвой­ственные ему функции, гомотехнический автомат стано­вится полностью техническим.

Жесткий симбиоз человека и техники, обусловленный неразвитостью производительных сил, прекращает свое историческое существование, уступая место такому типу связи, который не ограничи­вает развитие ни человека, ни техники. Автоматизация тем самым означает разрешение исконного противоречия между человеком и техникой в рамках совокупного рабочего механизма, противоречия, развивавшегося вместе с развитием техники.

Мы уже видели, как возникло это противоречие, источ­ником которого явилось несовершенство, неприспособлен­ность естественных органов человека для непосредствен­ного воздействия на природу. Разрешив это несоответст­вие с помощью инструментов, человек вызвал к жизни новое противоречие: он опять оказался слишком несовер­шенным, чтобы оперировать инструментами достаточно быстро и точно. У него было только две руки для держания инструментов, и двигательная энергия его тела оказыва­лась явно недостаточной, когда дело касалось сложных инструментов (подъемные и осадные механизмы, насосы).

Применение домашних животных и кооперация трудовых усилий были хотя и необходимым, но не решающим сред­ством устранения несоответствия. Общество вынуждено прибегать к развитию производительности труда за счет личного элемента, к новым формам его организации и раз­деления труда тогда, когда дальнейшая эволюция техниче­ского элемента становится невозможной на прежних пу­тях, а принципиально новые пути еще не найдены. Так возникают кооперация и мануфактура.

Противоречие разрешено, но на смену прежнему при­ходит еще более обостренное несоответствие человеческого и технического элементов в совокупном автомате. Служить мозговым и мускульным придатком машины — значит для человека насиловать свою собственную биологическую и социальную природу. Машина уродует человека, обрекая его на роль «колесика и винтика» в своем механизме, приспосабливая его к исполнению машинных функций, вынуждая его двигаться в ускоренном ритме однообраз­ных операций. Вместо того чтобы служить человеку, ма­ шина делает человека своим слугой.

Но с другой стороны, человек и сам является чужерод­ным телом в технической системе, мешающим ей дви­гаться в нужном темпе, тормозящим ее дальнейшее разви­тие. Человек представляет собой в совокупном автомате нечто вроде «архитектурного излишества»: он слишком универсален и богат в своих жизненных проявлениях и потому слишком плохо приспособлен для исполнения ме­ханических действий. Машина ограничивает человека сферой «технического» существования, человек ограничивает развитие и функционирование машины физиологическими пределами своего организма. Они словно прикованы друг к другу цепью, которая стесняет их движения, тормозит обоюдное развитие.

Общество пытается разрешить это несоответствие прежде всего опять-таки за счет человеческого элемента. Труд рабочего интенсифицируется до предела, изобре­таются организационные принципы (система Тейлора), с помощью которых из рабочего выжимается все, на что он способен, его максимально притирают к машине, к ее возможностям, доводя сопротивление «эластичной челове­ческой природы до минимума»  Поскольку машина гос­подствует над рабочим не только технологически, но и эко­номически (как капитал), то это «притирание» приобре­тает особенно бесчеловечные формы.

Но когда технические возможности личного элемента оказываются уже исчерпанными, когда его функциониро­вание в технической системе становится явным тормозом дальнейшего ее развития, тогда остается один выход: вы­вести человека из технической системы, поставить его ря­дом с ней, а его машинные функции передать кибернети­ческим устройствам.

Автоматизация — это длительный и сложный процесс, связанный с постепенным опредмечиванием в технике це­лого ряда функций технологического процесса: контроля за работой механизмов, контроля за качеством выполняе­мой работы, регулировки и наладки, включения и выклю­чения агрегатов, транспортировки предмета труда с одного агрегата на другой, ряда элементов программирования и проектирования. В зависимости от того, как именно пере­распределяются функции между рабочим и техникой, сле­дует различать ступени автоматизации.

Опредмечивание в технике функции по управлению отдельной машиной дает начальную автоматизацию. Пере­дача от человека к технике функций по управлению всем технологическим процессом производства данного вида продукции означает развитую автоматику. Опредмечива­ние функций по управлению материальным производством в целом будет означать полную автоматизацию.

Автоматизация расковывает многовековую цепь, объ­единяющую человека и технику в единый рабочий меха­низм. Человек исключается из этого некогда разнокомпо­нентного механизма, и последний становится полностью техническим. Превращение прежнего разнородного рабочего меха­низма в целостный технический механизм отнюдь не означает, что рвутся вообще связи между человеком и техни­кой. Исчезает лишь их жесткий характер, они становятся свободными, в наибольшей степени соответствующими и перспективам развития техники, и перспективам разви­тия личности.

Что означает для человека достижение этой технологи­ческой ступени свободы? Прежде всего, изменение харак­тера и содержания его труда. Труд становится творческим, из процесса делания он превращается в процесс созида­ния, из чисто исполнительского акта — в акт самостоятельного поиска, постановки и решения задачи, из про­цесса растраты, отчуждения сил человека — в процесс развития и совершенствования творческих способностей, в процесс духовного обогащения, самоутверждения лично­сти. Это диктуется самой природой технического средства труда, берущего на себя все нетворческие, механические функции.

Освободившись от необходимости компенсировать ма­шину до уровня автоматически действующего устройства своими руками, энергией, мыслью, человек получает время и возможность компенсировать неразвитость своих собст­венных способностей и задатков.

Технологическая степень свободы означает, что уже не техника диктует человеку темп и характер трудовых опе­раций, а человек программирует технику. Не человек приспосабливается, притирается к технике, а техника кон­струируется таким образом, чтобы облегчить труд чело­века, стимулировать его совершенствование. Освободившись от жесткой связи с данным техниче­ским агрегатом, с данным станком, линией, человек рас­ширяет свой горизонт, получает возможность управлять технической системой в комплексе.

Человек по мере развития техники все более отдаляется от предмета своего труда. Между ним и природой вклини­ваются все новые технические звенья. Для технологиче­ского способа производства, основанного на ручном труде, характерно было отношение: человек — инструмент — предмет труда. Для машинного производства оно видоизменяется таким образом: человек — машина — инстру­мент — предмет труда. В автоматизированном производ­стве появляется еще одно звено: человек — киберне­тическое устройство — машины — инструмент — предмет труда.

Система «человек — техника» с каждым новым техно­логическим способом производства получает все более ши­рокое содержание. Ремесленный инструмент, как мы ви­дели, являлся орудием отдельного ремесленника. При ме­ханизации не единичная машина, а целая система машин выполняет роль искусственного органа совокупного рабо­чего персонала. При грядущем автоматическом производ­стве все это производство в целом явится производитель­ным органом всего человеческого общества, или, говоря словами К. Маркса, органом «власти человеческой воли над природой», органом «исполнения этой воли в при­роде».

Здесь речь пойдет уже не столько о взаимосвязи чело­века с техникой (хотя и этот аспект сохранится), а о соот­ношении всего автоматического производства и общества, ибо все общество своей инженерной, научной, художест­венной деятельностью будет обслуживать потребности ав­томатизированного производства, обеспечивать его даль­нейшее развитие.

Освободившись в результате полной автоматизации производства от необходимости посвящать почти все время и энергию человечества добыче средств к существованию, общество получает возможность направить человеческий гений в сферу науки и искусства, сделать развитие человека самоцелью общественного развития.

Достижение технологической степени свободы, следова­тельно, является необходимой предпосылкой для осущест­вления полной и подлинной свободы в социально-экономи­ческом смысле. Технологический тип связи человека и техники на этапе орудий ручного труда был определен мной как субъ­ектный, на этапе механизации — как объектный. Специфи­ческий характер этого типа связи на этапе автоматизации, как явствует из всего сказанного, лучше всего опреде­ляется словом «свободный».

Таким образом, трем историческим этапам в развитии техники: инструментализации, механизации, автоматиза­ции — соответствуют три основных технологических спо­соба производства, базирующихся на:

• ручном труде,
• машинном труде,
• творческом труде (научно-техниче­ское и художественное творчество).

Первый технологический способ производства развился преимущественно в сфере земледелия и ремесла, второй — в сфере крупной промышленности, третий будет разви­ваться главным образом в сфере науки, которая станет основной областью приложения производительного труда человечества, займет ведущее место среди других областей человеческой деятельности (см. раздел второй).

У К. Маркса в подготовительных рукописях к «Капи­талу» имеется принципиально важное место, где он отмечает три основные ступени в развитии общества. «Отноше­ния личной зависимости (вначале совершенно первобыт­ные) — таковы первые формы общества, при которых производительность людей развивается лишь в незначитель­ном объеме и в отдельных пунктах.

Личная независимость, основанная на вещной зависимости,— такова вторая крупная форма, при которой впервые создается система всеоб­щего общественного обмена веществ, универсальных отно­шений, всесторонних потребностей и универсальных способностей. Свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и на подчинении их коллективной общественной производительности в каче­стве их общественного достояния,— такова третья сту­пень» К С отмеченными Марксом ступенями совпадает пе­риодизация по технологическим способам производства.

При этом основным критерием периодизации техники и технологических способов производства выступает, как мы видели, коренное изменение в типе связи человека и тех­ники, изменение места и роли человека в технологическом процессе. Вопрос о критерии периодизации техники — это вопрос о перераспределении функций между человеком и техникой, в результате которого либо предметные эле­менты труда находятся в технологической зависимости от личных, либо личные — в технологической зависимости от предметных.

Такой выбор критерия существенным обра­зом отличает предлагаемую периодизацию от распростра­ненной в нашей историко-технической литературе перио­дизации техники по общественно-экономическим форма­циям. Раз техника имеет собственную логику развития,

Авторы коллективной монографии по истории техники раз­ личают следующие этапы развития техники:

• возникновение и распространение простых орудий в условиях первобытнообщинно­го строя;
• развитие и распространение сложных орудий в усло­виях рабовладельческого способа производства;
• распростране­ние в условиях феодального способа производства сложных орудий, приводимых в действие человеком;
• возникновение в условиях мануфактурного периода предпосылок для создания машинной тех­ники;
• распространение рабочих машин на базе парового двига теля в период победы и утверждения капитализма в передовых странах;
• развитие системы машин на базе электропривода в пе­риод монополистического капитализма;
• переход к автоматиче­ской системе машин в период после Великой Октябрьской социалистической революции.

Стремление непременно вывести технологические периоды она образует в своем историческом движении и собствен­ные узловые пункты. Поскольку марксизм исходит из определяющей роли производительных сил (в том числе техники), их диалектического взаимодействия с производ­ственными отношениями, то естественно прежде всего выяснить внутреннюю логику развития производительных сил, проследить, как закономерности технологического порядка взаимодействуют с закономерностями социально- экономического порядка, а не определять логику развития производительных сил с помощью того класса явлений, ко­торые сами для своего объяснения нуждаются в анализе особенностей научно-технического прогресса.

До сих пор мы рассматривали взаимоотношения в си­стеме «человек — техника». Теперь надлежит несколько расширить угол зрения: проанализировать взаимодействие научно-технической деятельности человека и природы, природы и техники.