Коллективизм в русской культуре

Коллективизм вырабатывался как культурная норма, требовавшая подчинения мыслей, воли и действий индивида требованиям социальной среды. Эта норма складывалась в условиях общинной жизни и патриархального быта русского крестьянства. Она, с одной стороны, способствовала организации крестьянского труда и всего уклада деревенской жизни (решение вопросов «всем миром»), а с другой — получала одобрение со стороны власть имущих, поскольку облегчала управление людьми.

Россия не пережила Ренессанс, внесший струю гуманизма в европейскую культуру, и идея уникальности, самоценности человеческой личности хотя и высказывалась, но никогда не привлекала к себе особого внимания в русской культуре. Гораздо более частым мотивом было стремление «быть как все», «не выделяться». Групповая сплоченность снимала проблему индивидуальной инициативы. Растворение личности в коллективе, в массе порождало безответственность за свое поведение, за личный выбор и участие в совместном действии.

Лишь к концу XX в. мысль о том, что индивидуализм имеет не меньшую социальную ценность, чем коллективизм, постепенно проникает в русскую культуру. Но и сейчас наше общество с большим трудом осваивает такие понятия, как «права человека» и «свобода личности», а личная инициатива, требуемая рыночной экономикой, то принимает уродливые формы дикого мошенничества, то вызывает не менее дикое сопротивление со стороны приверженцев принципа «не высовывайся» (например, в форме поджогов фермерских хозяйств).

Бескорыстие, приоритет духовного начала над материальным, осуждение склонности к приобретательству, накопительству всегда одобрялись в русской культуре (хотя далеко не всегда служили фактически нормой жизни). Почитались юродивые, отшельники, укротители плоти, бессребреники и вообще все, кто пренебрегал мирскими благами ради высших духовных идеалов, ради идеи.

Признавая святость высшей ценностью, русский человек стремится к абсолютному добру, и поэтому не возводит земные, относительные ценности в ранг священных принципов. Он хочет действовать всегда во имя чего-то абсолютного. В восточнохристианской культуре земное существование человека рассматривалось как эпизод на пороге вечной жизни, и потому не представляло самоценности. В качестве смысла земного существования человека признавались духовные стремления к смирению и благочестию, ощущение собственной греховности и аскетизм.

Первенство духа над плотью и обыденностью оборачивается в русской культуре презрительным отношением к житейскому расчету, «мирской суетности», «мещанской сытости». Поскольку земные блага ничтожны и скоротечны, мирской труд рассматривается не как средство созидания и творчества, а как способ самоуничижения и самодисциплины. Это, конечно, не означает, что русским людям вообще чужд практицизм.

Однако в традициях русской культуры деловитому экономическому мышлению не придается особой ценности. Мелочным расчетам противопоставляются широкие движения души. Поощряется скорее не разумная предусмотрительность, а действие «на авось».

Стремление к высотам духовного совершенства подчас выливается в нереальные благие мечтания, высокопарные интеллигентские словопрения о вечных святынях, за которыми стоят милая сердцу практическая беспомощность, бездеятельность и попросту лень. Вечный поиск идеала — благодатная основа возникновения различного рода социальных утопий и мифов.